Текст (слова) песни: Всеволод Колюбакин - Генеральная репетиция

Всеволод Колюбакин

...О, дай мне Бог конец такой, -
Всю боль испив до дна,
В свой смертный миг ма� нуть рукой
Глядевшим из окна.
(А. Галич "Кадиш")

Здесь еще не закрыто, о, здесь до полуночи,
И на в� оде мурло не особо противное.
Пять ступенек в подвал, колокольчик придурочный.
И... как раз я успею к нулю на Спортивную.

Все, что нужно для счастья, здесь будет предложено,
вон над стойкой плакат: "Наслаждение райское",
И "Калинкин" горчит, но чуть-чуть, как положено,
и орет за спиной магнитола китайская.

Сколько эти� песен перепето
по подъездам, � атам и подвалам.
А� , каким смешались винегретом
улицы, проспекты и вокзалы.

Я продолжил, как водится, кружкой четверочки,
а когда надвигалось одиннадцать вечера,
незнакомец раздвинул прозрачные створочки
и за столиком крайним присел незамеченный.

За� отелось заснуть, умереть и не двигаться,
только время скребло коготками недобрыми.
Вдруг отчаянно вс� рипнув, дешевая мыльница
подавилась � итом, словно рыбьими ребрами.

И прорвалась вдруг такая мука,
Разом до печенки прожигая.
Этой боли, эти� рваны� звуков
отродясь не слышала пивная.

И ты будешь лгать, и будешь блудить,
и друзей предавать гуртом!

Пролетели сквозь вечер глу� ой, прорезиненный
пять секунд вдо� новения яркой кометою.
Он чуть сдвинул от края стакан споловиненный
и спросил: "Ты запомнишь?", делясь сигаретою.

И ушел прямо в вечность пустую, � олодную,
и уплыли за ним годы, сны и проклятия.
А в углу, развлекаясь под песенку модную,
продолжала гулять бритоглавая братия.

Обернулся от стеклянной двери,
и развел беспомощно руками.
Так и не заметили потери
ни бармен, ни шлю� и с бандюками.

И кому оно нужно это добро,
если всем дорога в золу?

Вовсю двадцатый век шагал,
Свобода, мир и труд.
И шесть копирок прошибал
разбитый Ундервуд.

Тяжелый груз набрякши� век,
звенит тамбур-мажор.
Из дому вышел человек
пока что лишь во двор.

И так легли его пути,
что только да и нет.
Звонок: шестого к девяти
в четвертый кабинет.

Твое? - изволили спросить
и бросили листок.
А глаз успел лишь уловить
"та-та-та на восток".

Твое? - пришлось им повторить
И глянуть свысока.
А значит надо докурить
остаток табака.

- Чего ты там напел-навыл
про наш прекрасный мир?
Ведь ты ж так здорово лепил
про этот, про Таймыр.

Неужто пло� о на юга�
в Пицунде греть живот?
Твоя колымская пурга -
совсем не тот до� од.

А ты же вроде не сидел?
Устроим без проблем.
Людей отвлек от важны� дел,
Хоть объясни, зачем?

Зачем, дожил ведь до седин,
юнцов прыщавы� лесть?
Пойми, ведь ты совсем один,
со мной Россия, здесь.

- Нет здесь, - и вспонилось: какой
был там, в Сибири, зал!
- Нет здесь, - ответил и рукой
на сердце показал.

И вновь спросили: Ты еврей?
Иль гражданин Земли?
Здесь нету у тебя друзей,
в свой Израиль вали.

Пробит прощания талон,
не трусил? Так не трусь.
И прежде, чем войти в вагон,
упало: "Я вернусь"...

...И прямо с вокзала, разделавшись круто с таможней,
И прямо с вокзала - в кромешный, ничтожный, раешный -
Ворвусь в этот город...

На экране - бойня злая, громкая,
надрываются монстры в дешевом ужастике.
Но бессмертья жемчужина ломкая
на белесом исцарапанном пластике

размывается тонами акварельными,
вытесняя все подлое, злое и лишнее.
Тут сосед, привалившись отрыжкой недельною,
начинает грузить про делишки давнишние.

Дескать, жил все время по закону,
не считал копеек до получек.
Что базарить зря, во время оно
был он о-го-го и даже круче.

Всю зарплату я отдал, все, что было,
а тринадцатую - оба - и в дамки.
Благоверной малость съездил по рылу,
и спровадил в Ярославль, к ейной мамке.

Ну, о бабской попечалилась доле
и свалила аж до завтрашней ночи.
Я Коляну тут же звяк - Слушай, Коля,
За� оди, отметим праздник рабочий.

А упрашивать Коляна не надо,
вмиг влетел, я только сальце порезал.
Так и шарит по столу мутным взглядом,
Я гляжу, так он уже нетверезый.

И пошло так, � орошо, с разговором,
не в шалмане, не в подъезде, а дома.
Коломийцев! - вдруг кричат с коридора, -
к телефону тут тебя из райкома.

И � оть я вам не какой Рабинович,
но чутка и подгибаются ноги.
Собирайся, - говорят, - Клим Петрович,
Собирайся, мол, машина в дороге.

Портвешок я свой стравил прямо в ванне,
сам Второй звонил, резон торопиться,
а Коляна уложил на диване,
я вернусь, он в аккурат протрезвится.

Через полчаса спускаюсь к "Победе",
пожевал чайку, мале� оклемался,
референт уж там - К писателям едем,
там один из ни� чего-то зарвался.

Поднимаюсь на трибуну повыше,
от� лебнул, манерно так, из графина -
Песен Галича я вовсе не слышал,
но вредитель этот Галич, вражина!

Я под Белгородом фрица бил метко,
там бы я поставил к стенке иуду!
За три года мы добьем пятилетку,
если галичи мешать нам не будут!

Ну и вставил, а чего ж тут не вставить?
Вот и Первый так по� вально кивает.
В перерыв в буфет спустился добавить,
а этот Галич там боржом попивает.

А полезет как с отчаянья драться?
О� и влип я, как Пеньковский, ребята.
Дак я же этого жида знаю, братцы!
Сашка Гинзбург, мой сосед из девятой!

Он вобще еврей не жадный, не вредный,
ни скандалов, там, трояк до получки.
А сидит какой-то ровный и бледный,
довели, видать, стишата до ручки.

Я-то знаю, � оть костюмчик и броский,
и глядит он ровно Жуков с парада,
У него ж болячек-то, как бло� на барбоске,
не, мне писательства и на � рен не надо.

Но ведь ежели всандалили дулю,
значит все-таки в пушку было рыльце.
Он немного подобрался на стуле
и сказал - Ну, будь здоров, Коломийцев.

И ушел. И ни словечка, ни звука.
Это нервы, это я понимаю.
Вот такая, Коломийцев, ты сука.
Дескать, рук я об таки� не мараю.

А� , осыпались лапы елочьи,
Отзвенели его метели...
До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!
Гасит все посмертные потуги
Стикса маслянистою волною,
на втором, восьмом, двадцатом круге
Не обрел я вечного покоя.

Где-то здесь Марина, Ося, Боря,
я и� строчек слышу отголоски.
Что же не лежалось нам у моря?
Что же потянуло нас под доски?

И летит в немыслимые дали
голос, что под стать и палачу:
Ваши диски продаются, Галич!
Если верить сказке, я молчу.
А пленка шуршала, а пленка ломалась,
и старая "Астра" в углу надрывалась.
О, сладостный привкус запретного плода,
О, как же они далеки от народа.

И гости под вечер опять при� одили,
и старую пленку крутили, крутили.
А пленка шуршала, а пленка ломалась,
чай остывал, только жизнь продолжалась.

Скажет � озяйка: "Хотите
послушать старую запись?" -
И мой глу� оватый голос
Войдет в незнакомый дом.

А жизнь и судьба - два слепы� конвоира -
нас все� разведут доживать по квартирам,
Нас все� разведут по � рущевским конурам,
где чайник с плиты улыбается � муро.

Какие нам тройки срока отмеряли?
Какие мы звезды в пути потеряли?
Никто не поверит в печальную сказку,
и вот уж эфир весь забит под завязку.

Ни партера нет, ни лож, ни яруса,
Клака не безумствует припадочно,
Есть магнитофон системы "Яуза",
Вот и все!
...А этого достаточно!

А ножницы клацнут, и нить оборвется,
Атропос соседке своей улыбнется,
и грузный, больной, подавляя одышку,
откроет зачем-то блестящую крышку.

А смерть под� одила все ближе и ближе,
кого удивишь нынче смертью в Париже?
В Москве и на Мойке - обычное дело,
а пленка шуршала, а пленка скрипела.

"Ну что вы, Иван Петрович, -
ответит ему � озяйка, -
Боятся автору нечего,
Он умер лет сто назад..."

И два санитара тяжелое тело
по лестнице скользкой тащили умело.
Ни лишнего слова, ни лишнего шага,
А он бормотал "Я вернусь", бедолага.

А Витька Некрасов еще не проснулся,
еще не узнал, в стенку лбом не уткнулся.
А время скрипело - так рифмы мешали,
но смерть и судьба в этот раз проиграли.
И потому единственная моя мечта, надежда, вера, счастье - удовлетворение
в том, что я все время буду возвращаться на эту землю. А уж мертвый-то я
вернусь в нее наверняка.
Серым братьям суну свои корочки,
где портрет с пропиской - все законное.
Не придется в эту ночь в каптерочке
Щуриться в решетку заоконную.

В городе промерзшем, зачумленном
я стою с поникшей головой.
Но горит на знамени зеленом
клевер, клевер, клевер золотой!

А� , успеть бы к финишному вздо� у
вывернуться нервами наружу!
Я все помнил, было очень пло� о,
я забыл, и стало много � уже.

1997-1998

Нравится песня? Расскажи о ней друзьям:

Прямая ссылка на текст песни Генеральная репетиция:
http://musworld.ru/music/rus/13/1/5404.html


Меню » Главная » Музыка » Правила » В избранное	Музыка RU: 0-9 А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я EN: A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z Текст (слова) песни: Всеволод Колюбакин - Генеральная репетиция Всеволод Колюбакин ...О, дай мне Бог конец такой, - Всю боль испив до дна, В свой смертный миг ма� нуть рукой Глядевшим из окна. (А. Галич "Кадиш") Здесь еще не закрыто, о, здесь до полуночи, И на в� оде мурло не особо противное. Пять ступенек в подвал, колокольчик придурочный. И... как раз я успею к нулю на Спортивную. Все, что нужно для счастья, здесь будет предложено, вон над стойкой плакат: "Наслаждение райское", И "Калинкин" горчит, но чуть-чуть, как положено, и орет за спиной магнитола китайская. Сколько эти� песен перепето по подъездам, � атам и подвалам. А� , каким смешались винегретом улицы, проспекты и вокзалы. Я продолжил, как водится, кружкой четверочки, а когда надвигалось одиннадцать вечера, незнакомец раздвинул прозрачные створочки и за столиком крайним присел незамеченный. За� отелось заснуть, умереть и не двигаться, только время скребло коготками недобрыми. Вдруг отчаянно вс� рипнув, дешевая мыльница подавилась � итом, словно рыбьими ребрами. И прорвалась вдруг такая мука, Разом до печенки прожигая. Этой боли, эти� рваны� звуков отродясь не слышала пивная. И ты будешь лгать, и будешь блудить, и друзей предавать гуртом! Пролетели сквозь вечер глу� ой, прорезиненный пять секунд вдо� новения яркой кометою. Он чуть сдвинул от края стакан споловиненный и спросил: "Ты запомнишь?", делясь сигаретою. И ушел прямо в вечность пустую, � олодную, и уплыли за ним годы, сны и проклятия. А в углу, развлекаясь под песенку модную, продолжала гулять бритоглавая братия. Обернулся от стеклянной двери, и развел беспомощно руками. Так и не заметили потери ни бармен, ни шлю� и с бандюками. И кому оно нужно это добро, если всем дорога в золу? Вовсю двадцатый век шагал, Свобода, мир и труд. И шесть копирок прошибал разбитый Ундервуд. Тяжелый груз набрякши� век, звенит тамбур-мажор. Из дому вышел человек пока что лишь во двор. И так легли его пути, что только да и нет. Звонок: шестого к девяти в четвертый кабинет. Твое? - изволили спросить и бросили листок. А глаз успел лишь уловить "та-та-та на восток". Твое? - пришлось им повторить И глянуть свысока. А значит надо докурить остаток табака. - Чего ты там напел-навыл про наш прекрасный мир? Ведь ты ж так здорово лепил про этот, про Таймыр. Неужто пло� о на юга� в Пицунде греть живот? Твоя колымская пурга - совсем не тот до� од. А ты же вроде не сидел? Устроим без проблем. Людей отвлек от важны� дел, Хоть объясни, зачем? Зачем, дожил ведь до седин, юнцов прыщавы� лесть? Пойми, ведь ты совсем один, со мной Россия, здесь. - Нет здесь, - и вспонилось: какой был там, в Сибири, зал! - Нет здесь, - ответил и рукой на сердце показал. И вновь спросили: Ты еврей? Иль гражданин Земли? Здесь нету у тебя друзей, в свой Израиль вали. Пробит прощания талон, не трусил? Так не трусь. И прежде, чем войти в вагон, упало: "Я вернусь"... ...И прямо с вокзала, разделавшись круто с таможней, И прямо с вокзала - в кромешный, ничтожный, раешный - Ворвусь в этот город... На экране - бойня злая, громкая, надрываются монстры в дешевом ужастике. Но бессмертья жемчужина ломкая на белесом исцарапанном пластике размывается тонами акварельными, вытесняя все подлое, злое и лишнее. Тут сосед, привалившись отрыжкой недельною, начинает грузить про делишки давнишние. Дескать, жил все время по закону, не считал копеек до получек. Что базарить зря, во время оно был он о-го-го и даже круче. Всю зарплату я отдал, все, что было, а тринадцатую - оба - и в дамки. Благоверной малость съездил по рылу, и спровадил в Ярославль, к ейной мамке. Ну, о бабской попечалилась доле и свалила аж до завтрашней ночи. Я Коляну тут же звяк - Слушай, Коля, За� оди, отметим праздник рабочий. А упрашивать Коляна не надо, вмиг влетел, я только сальце порезал. Так и шарит по столу мутным взглядом, Я гляжу, так он уже нетверезый. И пошло так, � орошо, с разговором, не в шалмане, не в подъезде, а дома. Коломийцев! - вдруг кричат с коридора, - к телефону тут тебя из райкома. И � оть я вам не какой Рабинович, но чутка и подгибаются ноги. Собирайся, - говорят, - Клим Петрович, Собирайся, мол, машина в дороге. Портвешок я свой стравил прямо в ванне, сам Второй звонил, резон торопиться, а Коляна уложил на диване, я вернусь, он в аккурат протрезвится. Через полчаса спускаюсь к "Победе", пожевал чайку, мале� оклемался, референт уж там - К писателям едем, там один из ни� чего-то зарвался. Поднимаюсь на трибуну повыше, от� лебнул, манерно так, из графина - Песен Галича я вовсе не слышал, но вредитель этот Галич, вражина! Я под Белгородом фрица бил метко, там бы я поставил к стенке иуду! За три года мы добьем пятилетку, если галичи мешать нам не будут! Ну и вставил, а чего ж тут не вставить? Вот и Первый так по� вально кивает. В перерыв в буфет спустился добавить, а этот Галич там боржом попивает. А полезет как с отчаянья драться? О� и влип я, как Пеньковский, ребята. Дак я же этого жида знаю, братцы! Сашка Гинзбург, мой сосед из девятой! Он вобще еврей не жадный, не вредный, ни скандалов, там, трояк до получки. А сидит какой-то ровный и бледный, довели, видать, стишата до ручки. Я-то знаю, � оть костюмчик и броский, и глядит он ровно Жуков с парада, У него ж болячек-то, как бло� на барбоске, не, мне писательства и на � рен не надо. Но ведь ежели всандалили дулю, значит все-таки в пушку было рыльце. Он немного подобрался на стуле и сказал - Ну, будь здоров, Коломийцев. И ушел. И ни словечка, ни звука. Это нервы, это я понимаю. Вот такая, Коломийцев, ты сука. Дескать, рук я об таки� не мараю. А� , осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели... До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели! Гасит все посмертные потуги Стикса маслянистою волною, на втором, восьмом, двадцатом круге Не обрел я вечного покоя. Где-то здесь Марина, Ося, Боря, я и� строчек слышу отголоски. Что же не лежалось нам у моря? Что же потянуло нас под доски? И летит в немыслимые дали голос, что под стать и палачу: Ваши диски продаются, Галич! Если верить сказке, я молчу. А пленка шуршала, а пленка ломалась, и старая "Астра" в углу надрывалась. О, сладостный привкус запретного плода, О, как же они далеки от народа. И гости под вечер опять при� одили, и старую пленку крутили, крутили. А пленка шуршала, а пленка ломалась, чай остывал, только жизнь продолжалась. Скажет � озяйка: "Хотите послушать старую запись?" - И мой глу� оватый голос Войдет в незнакомый дом. А жизнь и судьба - два слепы� конвоира - нас все� разведут доживать по квартирам, Нас все� разведут по � рущевским конурам, где чайник с плиты улыбается � муро. Какие нам тройки срока отмеряли? Какие мы звезды в пути потеряли? Никто не поверит в печальную сказку, и вот уж эфир весь забит под завязку. Ни партера нет, ни лож, ни яруса, Клака не безумствует припадочно, Есть магнитофон системы "Яуза", Вот и все! ...А этого достаточно! А ножницы клацнут, и нить оборвется, Атропос соседке своей улыбнется, и грузный, больной, подавляя одышку, откроет зачем-то блестящую крышку. А смерть под� одила все ближе и ближе, кого удивишь нынче смертью в Париже? В Москве и на Мойке - обычное дело, а пленка шуршала, а пленка скрипела. "Ну что вы, Иван Петрович, - ответит ему � озяйка, - Боятся автору нечего, Он умер лет сто назад..." И два санитара тяжелое тело по лестнице скользкой тащили умело. Ни лишнего слова, ни лишнего шага, А он бормотал "Я вернусь", бедолага. А Витька Некрасов еще не проснулся, еще не узнал, в стенку лбом не уткнулся. А время скрипело - так рифмы мешали, но смерть и судьба в этот раз проиграли. И потому единственная моя мечта, надежда, вера, счастье - удовлетворение в том, что я все время буду возвращаться на эту землю. А уж мертвый-то я вернусь в нее наверняка. Серым братьям суну свои корочки, где портрет с пропиской - все законное. Не придется в эту ночь в каптерочке Щуриться в решетку заоконную. В городе промерзшем, зачумленном я стою с поникшей головой. Но горит на знамени зеленом клевер, клевер, клевер золотой! А� , успеть бы к финишному вздо� у вывернуться нервами наружу! Я все помнил, было очень пло� о, я забыл, и стало много � уже. 1997-1998 Нравится песня? Расскажи о ней друзьям: Прямая ссылка на текст песни Генеральная репетиция: http://musworld.ru/music/rus/13/1/5404.html Все тексты песен: Всеволод Колюбакин » Всеволод Колюбакин - На море дождь, и жадная пучина... » Всеволод Колюбакин - Письмо из Азии » Всеволод Колюбакин - В поисках приключений » Всеволод Колюбакин - Песня суровых мужчин II » Всеволод Колюбакин - Подражание Галичу » Всеволод Колюбакин - Звездные войны » Всеволод Колюбакин - Шхара-блюз » Всеволод Колюбакин - Я хотел научиться вальс... » Всеволод Колюбакин - На полке багажной рюкзак притулился... » Всеволод Колюбакин - Ухожу по ледопаду... » Всеволод Колюбакин - В понедельник идешь на работу... » Всеволод Колюбакин - Петля горизонта, злой почерк ненастья... » Всеволод Колюбакин - Это ж снова черт-те что: снег, лед, морена... » Всеволод Колюбакин - Royal Air Force » Всеволод Колюбакин - Бескиды » Всеволод Колюбакин - Песня суровых мужчин I » Всеволод Колюбакин - Письмо из Азии II » Всеволод Колюбакин - Прокляни тот день, прокляни тот час... » Всеволод Колюбакин - Генеральная репетиция » Всеволод Колюбакин - Подражание Дм. Авилову Рекомендуем скачать: » Dressy Bessy - Try to Kiss Her » Devin Townsend - Truth » Dolly Parton - Run That By Me One More Time » Dark Throne (Darkthrone) - Black Daemon » Denis Leary - Asshole » Darkside - In Nomine » Deep Purple - No One Came » Dust to Dust - Breathe » Dimmu Borgir - spellbound \| текст песни и табы (аккорды) для бас гитары и Mp3 » Diamond Rio - Hear I Go Fallin » Dead Moon - Evil Eye » Dr. Dooom - Apartment 223 » Dark - Gaias Masterpiece » Dimension Seven - Fuzzy » Danni Leigh - Last Train To San Antone » Dr. Hook - I don`t feel much like smilin` » Des`ree - Time » David Bowie - Don`t Look Down » Defiance - The Killing Floor » Darkseed - Love`s Heavy Burden
© 2007-2025 «MusWorld.ru»